Да, друзья мои. Пока весь экспедиционный флот «Наотар» возвращался домой, я сидел в карцере на «Трех Святителях».
Меня навестил Валентин Макарович Тоцкий — руководитель полетов «Трех Святителей» — и стальным голосом сообщил, что я преступник, дезертир и дурак.
— Румянцев, тебе предъявлено официальное обвинение: ты нарушил приказ, подверг риску жизнь комэска. Пока тебя ждали, авианосцу пришлось отражать налет гребешков. К счастью, обошлось без жертв, но потери в матчасти серьезные, и все по твоей милости. О том, что ты совершил посадку на борту корабля недружественного государства, я вообще молчу.
— Недружественного?! — изумился я. — Мы же Конкордии помогаем, она наш союзник!
— Мы ей помогаем, это верно. А вот то, что Конкордия наш союзник — нигде не написано. Она ведь не входит в Объединенные Нации, забыл?
— Но как же так! — искренне возмущался я. — Я человека спасал! Собрата по Великорасе! Ну пусть даже сестру… Руководствуясь прямым распоряжением товарища Яхнина!
— А головой подумать?! Яхнин ранен, контужен, ничего не соображает! А ты? Тебе и так трибунал светит! А если бы комэск в кабине окочурился? Вообрази! Союзника спас, а своего командира на смерть обрек!
Тоцкий при всем диалоге не поднимал глаз от палубы и выглядел смущенно. Он, конечно, виду не подавал, то есть старался не подавать, но что-то его грызло с такой силой, что этот бывалый офицер разве только не краснел.
— Короче так, Румянцев. Повторяю: обвинение официальное, рапорт ушел, тебя ждет следствие. Пока будешь содержаться под стражей.
Сказал и ушел.
Следующие три дня я видел только миску с едой раз в день и ни одного человеческого лица.
Зато выспался. И то хорошо.
На Земле меня определили в Котлинскую военную тюрьму.
Разбирательство было недолгим.
Еще четыре дня, и ваш неумелый рассказчик предстал перед судом военного трибунала. Вдумайтесь: военного трибунала!
Тройка судей, секретарь, два конвоира и я. Вот и весь суд.
Процедура была короткой, как лето на Новой Земле, и заняла хорошо если полчаса. Судьи явно скучали и торопились сплавить меня куда подальше, чтобы заняться, наконец, серьезными делами.
Тем не менее лица все трое сделали строгие, чтобы я прочувствовал.
А я? Я ничего не прочувствовал. По крайней мере тогда. Я пребывал в состоянии грогги, словно боксер, ищущий пятый угол после хорошего крюка в челюсть. Не мог я, физически не мог поверить в реальность происходящего!
Мир вокруг казался куском какого-то идиотического синема, да еще и плохо снятого к тому же. Все в тумане, сценарий написан дебилом, диалоги надуманные, персонажи картонные.
Тем не менее приходилось признать, что эти дурацкие марионетки решают судьбу живого человека, мою судьбу! Вовсе не картонную.
— Кадет Румянцев, встать.
Я встал.
— Итак. По факту совершенных вами должностных преступлений, вам было предъявлено официальное обвинение. Проведено тщательное расследование и вынесен приговор. Прежде чем я его зачту, мы должны убедиться, что вы понимаете суть предъявленных обвинений. Вам их напомнить?
— Не нужно.
— Хорошо. Далее. Вы признаете себя виновным по пунктам обвинения?
— Нет. Если вы о посадке на авианосец «Римуш»…
— Достаточно. Вы не признаете.
— А это что-то изменит?
— В вашем случае — нет.
— Тогда какой смысл? Я ни в чем не виновен, более того, я хочу высказаться и опротестовать…
— Отставить! Заключительная речь вам не положена, мы не в гражданском суде. Кроме того, всё, что вы нам можете сообщить, вы уже сообщили. Об опротестовании пунктов приговора в вашем случае не может быть и речи. Итак, вы готовы выслушать приговор, или вам требуется время?
— Нет. Не требуется мне никакого времени. Можете излагать.
— Спасибо. Г-хм… Румянцев Андрей Константинович! Вы признаны виновным по всем пунктам предъявленного обвинения. Вы приговариваетесь к трем годам тюремного заключения…
— Чего?! — Я бы вскочил, но я и так был на ногах. — Я поверить не могу…
— Молчать! Порядок в зале! За следующее нарушение дисциплины мне придется наказать вас неделей карцера! Итак, вы готовы слушать? Отвечайте, вы готовы слушать? Да или нет?
— Готов.
— Хорошо. Итак, вы приговариваетесь к трем годам тюремного заключения в Котлинской военной тюрьме, исключению из Северной Военно-Космической Академии и лишению прав на пилотирование любых военных летательных аппаратов (флуггеров, вертолетов, аэростатических и аэродинамических платформ ПКО) пожизненно. Вы приговариваетесь к лишению права занимать любую должность в частях регулярной армии пожизненно. Вы приговариваетесь к лишению права пилотировать любой гражданский аппарат сроком на пять лет.
Пожизненно.
Если раньше я был как в нокдауне, то это был настоящий нокаут! Без всяких там фигур речи. Мне казалось, что пол уходит из-под ног: Я был вынужден схватиться за край стола, чтобы не упасть.
Лишен права на пилотирование. Пожизненно — стучало у меня в голове, а глаза заволок багровый туман, куда хуже того, что бывает при длительной перегрузке.
И никогда мне больше не испытать той перегрузки, товарищи!
Никогда!
Я хотел кричать, протестовать, взывать к справедливости и милосердию. Но не мог. Все слова закончились, не дойдя от мозга до языка. Язык прилип, в горле внезапно пересохло.
И даже если бы я внезапно превратился в мудроречивого и сладкопевного Цицерона, ничего бы не изменилось. Потому что чугунные лбы в голубой парадной униформе к мудрым словам абсолютно глухи.