Пилот мечты - Страница 30


К оглавлению

30

Это шестерни, точнее, зубцы шестерней колоссальной государственной машины, которые только что перемололи Андрюшу Румянцева со всеми потрохами.

Однако главный чугунный лоб еще не закончил.

Он поглядел с заметной усмешкой на мое говорящее лицо и шатающуюся фигуру, выдержал паузу и снова уткнулся в документ.

— Тем не менее, невзирая на тяжесть совершенных преступлений, суд решил проявить снисхождение с учетом ваших несомненных заслуг. В числе каковых: должное прохождение службы во время военных действий, спасение жизни офицера сопредельного государства в боевых условиях и предыдущие успехи в процессе учебы в Северной Военно-Космической Академии. Признавая данные заслуги, суд нашел возможным смягчить приговор и изменить меры пресечения. По факту вы приговариваетесь: к исключению из Северной Военно-Космической Академии, причем без позорной процедуры публичного «выбарабанивания», — здесь он снова взял паузу и посмотрел на меня, будто ожидая горячей благодарности. Не дождался.

— …без позорной процедуры публичного «выбарабанивания». Далее, вы лишаетесь прав на пилотирование любых летательных аппаратов вооруженных сил и военизированных структур Российской Директории (флуггеров, вертолетов, аэростатических и аэродинамических платформ ПКО) пожизненно. Вы приговариваетесь к лишению права занимать любую должность в частях регулярной армии пожизненно. Вы приговариваетесь к лишению права пилотировать любой гражданский аппарат сроком на пять лет. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и вступает в силу с сего момента. Прошу представителей конвоя снять с формы бывшего кадета Румянцева, а ныне гражданина Румянцева Андрея Константиновича, погоны и все знаки отличия.

Пока конвоиры кастрировали мою униформу, судья продолжал.

— Вам будет выплачена академическая стипендия за два месяца. Также вам будут выплачены премиальные из расчета боевых и космических надбавок. Деньги будут переведены на ваш личный счет в течение суток. Суд не рекомендует поддерживать контакты с действительными кадетами и преподавателями Северной Военно-Космической Академии с целью невнесения фактора нервозности в среду Академии. Суд выражает надежду, что вы с пониманием примете данную рекомендацию. Прошу получить ваши документы. Заседание суда объявляю закрытым.

Я на трясущихся ногах подошел к столу и взял папку. Ничего умнее мне в голову не пришло, чем спросить жалким голосом:

— И что… мне теперь делать?

Судья повернулся, пожал плечами и сказал:

— Как что? Статьи приговора действуют в сфере юрисдикции РД и только. Вы можете поступить на службу в любую другую директорию, где, естественно, от вас потребуют смены гражданства. Однако я не думаю, что с подобными записями в личном деле вами заинтересуется какая-либо организация… Еще вопросы будут? Тогда прощайте.

* * *

Так я оказался на улице. Кулек пожитков, одежда, документы. Ну и… гордое имя гражданина России, конечно.

Куда идти? Я не знал.

Спасибо, что из Академии выгнали по-тихому. Выбарабанивания я бы не выдержал, честно. Я бы повесился! Несмотря на то, что я православный, хоть и хреновый, но православный. После всего, после Титана и Наотара, это испытание было бы слишком тяжким.

«Уважаемый суд», кстати, мог бы сэкономить слова и время. Это я насчет «настоятельной рекомендации» воздержаться от общения с кадетами. Я воздержался совершенно самостоятельно и со всей страстью. Поймите, я просто не мог в глаза взглянуть никому из моих бывших товарищей!

Итак, я был свободен, как плевок на ветру между десятым этажом и тротуаром.

Один долг, правда, имелся.

Я сел на монорельс и доехал до Архангельска, где, как я знал, лечился Яхнин.

Он ведь из-за меня здорово пострадал, так что я просто не мог не проведать бывшего командира. По-человечески он был мне симпатичен, да и армия никак не отпускала. Не вытравливалась из души! А Яхнин — вроде как последняя ниточка…

Словом, Архангельск, госпиталь ВКС.

Максим Леонидович встретил меня несколько неожиданным образом.

Он вскочил с койки, запахнул халат, схватил с тумбы пилотку и надел ее. Потом встал по стойке смирно и отдал честь. Так странно было видеть матерого волка палубной авиации, тянущегося перед кадетом, да еще бывшим, что я начал мямлить и запинаться, мол, зачем вы так, Максим Леонидович?

— Брось, Румянцев! — сказал тот и сел, разглаживая на коленях пилотку. — Я все знаю. Суки! Суки медноголовые! Я не могу! Дерьмо вдребезги! Титанировый кнехт в жопу!

Яхнин потряс кулаком в направлении, где предполагалось наличие медноголовых сук.

— Я, Румянцев, когда про тебя узнал — сбежал из госпиталя. Хотел штурмовать котлинскую кичу. Меня поймали, правда… черт. Звонил Канатчикову. Спрашивал, какого лешего они там себе думают. Грозился подать рапорт об увольнении. Петрович сказал, что распоряжение о твоем наказании пришло из каких-то заоблачных верхов, так что даже он ничего изменить не мог. Даже повлиять никак. Хотя Петрович на тебя зол, как черт, но говорит, что и помыслить не мог о таком повороте. Думал, что пропишут тебе губу на месяцок для ума и все. А тут такое!

Дальше Яхнин изругал штабных крысами, чучундрами, кенгурятами на сиське государства, гнойниками и тварюгами, пороха не нюхавшими.

— Моя мысль такая: на Наотаре мы здорово обделались! Очень здорово! Только в нашем флоте уничтожено десять фрегатов и несчетно флуггеров. Наказывать кого-то надо? Надо! А кого? Не Пантелеева же? Вот так. Так что всем, кто хоть как-то накосячил, впаяли по полной за всех разом. Для соблюдения видимости работы. Ты — один из наших стрелочников, Андрюша. Но ты знай, на твоем месте я поступил бы точно так же! Ты — мужик! Я горд, что ходил с тобой в вылет!

30